Том 29. Письма 1902-1903 - Страница 102

102

Началась еще одна трудная ялтинская зима — зима 1902–1903 года. Болезнь (сам Чехов вынужден признать, что сильно сдал), жалобы на ялтинскую скуку, тоска по жене, по Художественному театру, неудовлетворенность своей литературной работой в отрыве от литературно-общественных и театральных событий — все это наполняет его письма того времени. Весну 1903 г. Чехов провел в Москве, съездив в мае на два дня в Петербург.

Обследование в клинике проф. А. А. Остроумова в конце мая 1903 г. выявило у Чехова активное развитие легочного процесса. Остроумов запретил ему зимой жить в Ялте и решительно рекомендовал «зимовать где-нибудь под Москвой на даче». «Не знаю, как быть теперь, — писал тогда Чехов с недоумением. — Если Остроумов прав, то зачем я жил четыре зимы в Ялте?» (Л. В. Средину, 4 июня 1903 г.). Чехов переехал на дачу под Москву, в имение М. Ф. Якунчиковой, неподалеку от станции Нара, где пробыл до 7 июля. А затем опять Ялта, томительное ожидание вызова в Москву, куда уже послан «Вишневый сад». Наконец, долгожданная телеграмма от Книппер, и Чехов 4 декабря 1903 г. в Москве.

Центральное место в переписке этих полутора лет занимает все то, что относится к замыслу, созданию и затем постановке на сцене Московского Художественного театра «Вишневого сада». Хотя общий план пьесы и даже срок ее написания были определены еще в 1901 г. (см. письмо к О. Л. Книппер от 22 апреля 1901 г. в т. 10 Писем), работа над ней затянулась и заняла последние годы жизни Чехова.

История создания «Вишневого сада» в переписке Чехова нашла гораздо более обширное отражение, чем при его работе над предшествующими произведениями. Письма его знакомят с тем, как мучительно и медленно прояснялся замысел «Вишневого сада». То сюжет пьесы казался ему водевилем, то комедией, почти фарсом, то возникали сомнения в композиции: пьесу хотелось сделать не в четырех, а в трех действиях; то главная героиня виделась старухой. Уточняя замысел, Чехов искал новый сюжет, новую манеру письма, новые средства художественной выразительности. Он стремился отразить в пьесе также новое в общественном настроении начала 1900-х годов. Е. П. Карпов вспоминал о своем разговоре с Чеховым в 1902 г., когда писатель искал общий тон пьесы: «Нудно выходит… Совсем не то теперь надо…» И отметив, что Россия «гудит, как улей», заключил беседу словами: «Вот мне хотелось бы поймать это бодрое настроение… Написать пьесу… Бодрую пьесу… Сколько силы, энергии, веры в народе» (Чехов в воспоминаниях, 1954, стр. 571–572).

Работа над «Вишневым садом» проходила с огромным напряжением и в силу целого ряда других причин. Чехов с течением времени становился все строже и взыскательнее к самому себе, к своим произведениям, поэтому написанию пьесы предшествовало долгое обдумывание, многие месяцы он не притрагивался к бумаге. 20 января 1902 г. Чехов писал Книппер: «…нет еще веры в пьесу. Она чуть-чуть забрезжила в мозгу, как самый ранний рассвет, и я еще сам не понимаю, какая она, что из нее выйдет, и меняется она каждый день. Если бы мы увиделись, то я рассказал бы тебе, а писать нельзя, потому что ничего не напишешь, а только наболтаешь разного вздора и потом охладеешь к сюжету». Медленно прояснялись образы, появлялись новые, взятые из жизни. В этом отношении было плодотворным, по свидетельству К. С. Станиславского, пребывание Чехова в Любимовке, где определились образы Шарлотты, Епиходова, Пети Трофимова. Кроме того, к работе над «Вишневым садом» Чехов приступил в пору явного обострения болезни: пьеса писалась тяжело больным человеком, физические силы которого убывали с каждым днем. Наконец, «Вишневый сад» создавался в обстановке, мало располагавшей к творчеству: неналаженная семейная жизнь, нервозность в отношениях между О. Л. Книппер и М. П. Чеховой, самых близких Чехову людей, неустроенный быт, холод в кабинете, где работал писатель, отсутствие надлежащего ухода за ним, частые поездки в Москву и назойливые визитеры, отнимавшие массу времени (подробнее об истории создания «Вишневого сада» см. в т. 13 Сочинений).

А писать пьесу нужно было скорее — из Москвы шли настойчивые и нетерпеливые напоминания: Художественный театр с волнением ожидал новую пьесу Чехова. Письма Вл. И. Немировича-Данченко этой поры пестрят заявлениями: «…мой идеал будущего сезона театра — открытие его 1 октября твоей новой пьесой»; «без твоей пьесы сезон будет отчаянный!»; о репертуаре театра 1903 г.: «Чехов. Новая. Козырной туз»; «Я совершенно уверен, что ты войдешь теперь в стены своего театра с новой пьесой»; «Ужасно надо твою пьесу! Не только театру, но и вообще литературе»; «Без твоей пьесы нет будущего сезона!»; «И ты можешь думать, что твоя пьеса не нужна!!! Нет хороших пьес! Нету! Нету! А если ты не напишешь, то и не будет! Жду ее с нетерпением»; «Наше нетерпение, ожидание твоей пьесы все обостряется. Теперь уже ждем, считая дни… Торопись и, главное, не думай, что ты можешь быть неинтересен!» Просьба, чтобы новая пьеса любимого писателя украсила очередной театральный сезон, звучала также в письмах К. С. Станиславского, О. Л. Книппер, А. Л. Вишневского, М. П. Лилиной. Все они подчеркивали, что роль Чехова в жизни Художественного театра всеопределяюща, что встреча нового театра с драматургом была не случайной, но обусловленной общностью задач, выдвинутых временем, что Чехов нужен театру как свой, ведущий драматург. Немирович-Данченко назвал Чехова одним из китов, на котором держится Художественный театр, а также отметил, что поэтический талант Чехова необходим не только театру, но и всей литературе, современности. «Чувствую тоскливое тяготение к близким моей душе мелодиям твоего пера, — писал он Чехову 16 февраля 1903 г. — Кончатся твои песни и — мне кажется — окончится моя литературно-душевная жизнь» (Немирович-Данченко, стр. 317).

102